Прп. Максим Исповедник. Как начать читать. Почитай Отца. 21

В этом выпуске мы начали подбираться к одному из самых сложных и прекрасных богословов нашей Церкви — прп. Максиму Исповеднику. Долго ходили вокруг да около, говорили об эпохе, жанрах, о возможном нахождении его мощей (!), читали свт. Фотия о прп. Максиме, но в конце все-таки рискнули и почитали его Сотницы о любви.

Все остались целы, так что почитайте преподобного Максима с нами!

А мы теперь полны решимости перейти к самым «страшным» его текстам: его объяснениям трудных мест из свт. Григория Богослова и Дионисия Ареопагита, от которых эти трудные места не то чтобы, становятся яснее… Но более богословским все становится! Ждите новых выпусков, и — всегда рады вашим вопросам!

Свт. Фотий, патр. Константинопольский. Библиотека

Что же касается стиля, то периоды [у святого Максима] излишне растянуты; он злоупотребляет гипербатонами и с избытком расцвечивает свою речь оборотами (ταῖς περιβολαῖς), а использовать слова в собственном значении не слишком старается. Все это приводит к тому, что его сочинение оказывается насквозь неясным и затруднительным для восприятия. Он не пытается быть приятным для слуха, предоставляя своему слогу быть тяжеловесным в том, что касается ритма и соположения слов, хотя и возвышенным. К метафорическим значениям он прибегает не для того, чтобы речь цвела изяществом и очарованием, а просто так, без размышления. Кроме того, те объяснения, которые он измышляет, оказываются далеки и от буквы, и от общеизвестной истории, и, более того, от самих тех затруднений, [которые блаженный Максим намеревается разрешить], что, пожалуй, должно утомлять даже тех, кто к нему расположен.

Впрочем, тому, кто любит устремлять свой ум к возвышенным созерцаниям (ἀναγωγαῖς καὶ θεωρίαις), более нигде не найти их в таком многообразии и столь изощренных. Он и собирает то, что говорили относительно некоторых затруднений его предшественники, и присовокупляет произведения своего усердия, которые ничуть не менее — а возможно, и более — изящны и глубокомысленны. Повсюду блещет его благочестие, а также чистая и искренняя любовь ко Христу.

Прп. Максим Исповедник. Главы о любви. Вторая сотница. (пер. А. И. Сидоров)

Есть три [начала], побуждающие нас к добру: естественные семена, святые Силы и благое произволение. Естественные семена — когда, например, мы желаем, чтобы люди обходились с нами так, как и мы обходимся с ними; или, когда видя кого-либо в стесненных обстоятельствах и нужде, естественным образом сострадаем ему. Святые Силы — когда, например, подвигаясь на благое дело, мы обретаем благое содействие [их] и успешно совершаем это дело. А благое произволение — когда, различая добро от зла, мы избираем добро.

Также есть три [начала], побуждающие нас ко злу: страсти, бесы и злое произволение. Страсти, когда мы желаем [какую-либо] вещь вопреки разуму; например, пищу — не во время и без нужды, женщину — не имея целью чадородие или не являющуюся законной женой. Также, когда гневаемся и печалимся несправедливо; например, на не почтившего или наказавшего нас. Бесы, улучив момент нашего нерадения, внезапно и стремительно нападают на нас, со всей силой приводя в движение названные страсти и подобные им. А злое произволение, когда мы, ведая добро, избираем зло.

Мздой за труды добродетели являются бесстрастие и ведение. Ибо они суть защитники [наши] в Царстве Небесном, как страсти и неведение суть покровители муки вечной390. Поэтому взыскующий их ради славы человеческой, а не ради самого добра, пусть внимает Писанию: Просите и не получаете, потому что просите не на добро (Иак. 4:3).

Из человеческих действий многие добры сами по себе, но они не добры по какой-либо причине. Например, пост и бдение, молитва и псалмопение, милосердие и странноприимничество суть по своей природе дела добрые, но когда они совершаются ради тщеславия, тогда перестают быть добрыми.

Бог взыскует намерение всего свершаемого нами: делаем ли мы это ради Него, или по [какой-либо] иной причине.